Александр Гайворонский: «МЫ РАБОТАЕМ РАДИ ЖИЗНИ»

    

Ктото, и не без оснований, увидит заключенный в этих словах парадокс: похоронная служба — и ради жизни? Но, если вдуматься, это именно так. В «Натроне» делают все возможное, чтобы люди, которых постигло горе, достойно проводила близкого им человека в последний путь и, как ни тяжело на душе, увидели: жизнь продолжается.

ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО

Рассказывает заместитель директора частного инди­видуального предприятия «Натрон» Алексей Михайлович Михаилов:

— В Саратове была весна. Весна 1987 года, который уже отодвинулся от нас в какую-то малореальную и почти несуществующую даль. В чем-то притягательную, волную­щую, родную, но — к счастью ли или к несчастью — недосягаемую.

Вечно мучающий нас вопрос: куда все девается — моло­дость, красота, любовь?.. Впрочем, это проблема философ­ская. Реальность проще, «и мы хорошо помним: власть принадлежала Советам, направляемым и руководимым партией, в выборах участвовало 99,9 процента избирателей, а проезд в трамвае и троллейбусе стоил 34 копейки…

Да, самое главное: все мы работали на государственных предприятиях и в организациях, все делалось по планам и разнарядкам — словом, все было прекрасно. Планы всегда перевыполнялись, все советское было отличное, а в центре всего и вся стоял человек со своими потребностями, забо­тами, бедами. Увы, на словах. На практике, за редким исключением, все было далеко не так.

Не найти ни одного саратовца, не считая совсем молодых, который бы не знал, что в Саратове на Первомайской улице долгие годы находилась, да и сейчас находится, контора похоронного обслуживания. Не так давно она получила новое название, на мой взгляд, мудреное и не сразу понят­ное: специализированное предприятие «Ритуал». А раньше — просто «похоронка».

Грустное место, но что поделаешь?..

Оно становилось еще «грустнее», когда приходилось лицом к лицу сталкиваться с бедой. Дело в том, что служа­щие этого учреждения похоронами, как это ни странно, по сути, не занимались. Они производили атрибуты похорон и реализовывали их, т.е. продавали пришедшим гробы, венки, выделяли катафалк… Продавали? Выделяли? Не хочу оби­жать коллег, читать кому-то мораль или учить кого-то, но справедливости ради все же скажу: очень часто это было не обслуживанием, а пыткой.

Конечно, не только здесь, и вовсе не потому, что работали в «похоронке» плохие люди. Нет, система была такая: все вроде бы есть, а вот в нужный момент чего-то не хватало

— то венков, то лент, а то и гробов. Родственников умершего охватывала нервная дрожь: где взять? как быть? что при­думать? Конечно, потом как-то все находилось, все улажи­валось, но каких усилий и затрат это стоило! Врагу не пожелаешь.

А на улице, у подъезда, с утра до вечера, притягиваемые словно магнитом слонялись в ожидании клиента некие субъекты в состоянии вечного похмелья и жаждущие одно­го: сорвать десятку, пятерку, трешку— Зато они предлагали то, чего не было в прейскуранте конторы, но что вам было крайне необходимо — бальзамирование, помощь при выно­се тела и т.д. Дороговато, но деваться некуда.

В общем, к скорби добавлялась досада: да что же это такое, за свои деньги без суеты и мучений родного человека не похоронишь!

Но при этом сотрудники конторы излучали поистине олимпийское спокойствие: они ничем не отличались от прочей советской бюрократии, для которой на самом деле главной заботой был не посетитель со своей бедой, а нечто другое — план, проценты, выручка… Но поскольку контора была одна, процветание ей все равно обеспечивалось.

Это было торжество дефицита и монополии, причем в той сфере человеческой жизни, где, казалось бы, в первую очередь требуется понимание, участие, доброта. Однако сидящие за окошечками милые женщины были малоразго­ворчивы и порой просто-напросто грубы. Понятно почему: они были «нужными» людьми и вели себя так, словно посетители должны оказывать им знаки внимания, а не наоборот.

Повторяю, людям постарше эта картина хорошо знакома.

И вот Саратов, весна, год 1987. Все вроде бы как всегда, но мыто сразу почувствовали: жизнь меняется, и довольно резко. Помните? Совсем новая для нас терминология вошла в обиход — демократия, гласность, экономическая свобода… Впервые после НЭПа жители России получили право со­здавать негосударственные производственные структуры — кооперативы.

Одним из первых в городе появился «Натрон». Это было нечто новое, какая-то иная, не государственно-бюрократи­ческая, а кооперативная, а впоследствии частная похорон­ная служба. Иная и по форме собственности, и по принципам работы, и по организации дела. «Мы работаем для живых, помогая им проводить умерших» — эти слова основателя «Натрона» Александра Борисовича Гайворонского стали девизом фирмы, которая через год отметит свое 10летие.

КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ ЛИДЕРА

Александр Гайворонский после окончания Саратов­ского медицинского института работал врачом. Скорее всего, он стал бы сильным специалистом, возможно, за­щитил бы диссертацию — для того и другого у него имелись все шансы. Терапевт по специальности, медик по призванию, он, разумеется, и представления не имел ни о предпринимательстве, ни о проблемах похоронного обслуживания.

Точнее сказать, имел на том уровне, на каком эти пред­ставления имеет каждый. Лишь как врач он, пожалуй, больше других понимал, что такое жизнь и что такое смерть. Видел, как страдают люди, теряя родных и близких. Прекрасно понимал, сколько в таких случаях требуется от окружающих милосердия, такта» душевного тепла.

Трудно сказать, как приходит решение. Иногда — мгно­венно, иногда на него уходят дни и ночи. Не скроем: Гайворонский быстро «вписался» в реалии новой экономики. Он с легкостью оценил ситуацию и с присущими ему организаторскими способностями, которые проявились уже при работе врачом, понял: традиционные формы похорон­ного обслуживания, мягко выражаясь, оставляют желать лучшего, а при человеческом подходе к этому делу оно может стать в высшей степени гуманным и благородным.

Кроме того, он отчетливо увидел некоторую схожесть в двух сферах деятельности — бывшей и будущей. Схожесть эта заключается в одном — милосердии. Но вот беда: в медицине тогда его становилось все меньше и меньше. А иной раз для милосердия и вовсе не находилось места, говорить о нем просто не приходилось. Ибо реальность и клятва Гиппократа при ближайшем рассмотрении оказы­вались в разных плоскостях. Искусство исцеления, став столь же закостенелым и чисто формальным, как и все другое, перестало касаться души и сердца человека. А это как раз и претило Александру Борисовичу. Так, наверное, зародилась мысль: может быть, свое новое дело сделать искусством?

Наверняка, не последнюю роль сыграл возраст: в моло­дости человек всегда ищет возможность максимального приложения своих способностей. Ищет такое дело, которое соответствовало бы его темпераменту, его фантазии. Но в данном случае предстоящая сфера деятельности сулила настоящее испытание: насколько человек способен посвятить себя людям и трудиться ради них? Ведь это не какая-то разовая акция — здесь изо дня в день, круглосуточно, без выходных и праздников надо протягивать людям руку в трудную для них минуту жизни, в миг, может быть, наивысших духовных страданий.

Тем не менее, надо признать: работай «Ритуал» нормаль­но, «по-человечески», возможно, не нужным оказался бы энтузиазм А.Гайворонского, не потребовалась бы никому альтернативная похоронная служба. Вовремя пришлось и решение тогдашнего Президента страны о свободе пред­принимательства — что ни говорите, без его указа ничего бы не произошло. В общем, мотивов и поводов для принятия решения могло быть несколько, но основополагающая при­чина для смены деятельности была одна: помочь людям, помочь не ушедшим из жизни — они, увы, уже не нужда­ются в помощи, — а живым, сделать так, чтобы им стало легче.

В общем, так: делить свое призвание пополам, а именно быть и врачом, и, так сказать, «похоронщиком» одновремен­но, согласитесь, невозможно. Более того, нечестно и неэтично, как рассудил Александр Борисович. И выбор был сде­лан. Правильным ли он оказался — судить нам, клиентам. А судить уже можно — времени прошло достаточно. И вот шуточное признание одного местного журналиста, а в каж­дой шутке, как известно, есть доля правды. Журналист написал год назад: А.Гайворовскому можно ставить памят­ник при жизни. С эпитафией:

«Это человек, который избавил население города от унижений, издевательств и бесконечных поборов.»

КАК ДЕЛАЕТСЯ ДОБРО

Есть такая привычная для нас форма исследования про­блемы: задаться вопросом, в чем секрет успеха «Натрона».

Ну, разумеется, прежде всего — в людях. С них и начал 9 лет назад А.Гайворонский, подбирая не просто сотрудни­ков, а единомышленников, союзников, партнеров не по бизнесу, а по духу. Кстати, он категорически против при­числения своего дела к разряду бизнеса. «Мы далеки от этого, — говорит он, — а если и появляется прибыль, что весьма проблематично, тут же пускаем ее на развитие фирмы, на ту же помощь нашим клиентам». Но это разговор особый, а началось, повторяем, с поиска партнеров по духу, мироощущению.

Правой рукой президента фирмы, директором «Натрона» стала Галина Михайловна Абрамова — женщина активная, деятельная, контактная. Она из той породы представительниц прекрасного и слабого пола, которые могут быть доб­рыми, щедрыми, открытыми, но, когда требуется, — вовсе не слабыми, даже наоборот — требовательными и жестки­ми.

Место ее заместителя занял уже знакомый вам Алексей Михайлович Михайлов — человек эрудированный, надежный, порядочный во всех отношениях. Друг, и этим все сказано.

Это костяк, на котором все держится. Далее идут четыре главных администратора, их помощники, агенты и рабочие спецбригад во главе с распорядителями. Как видите, струк­тура довольно солидная, с четкой специализацией и в то же время взаимозаменяемостью. Принцип подбора кадров простой и ясный: преданность делу, дисциплинирован­ность, способность личные интересы подчинить общим. Уметь общаться с людьми, «входить в положение», достойно держаться в любой ситуации. При этом не играть роль, не «рисоваться», а быть самим собой, естественным — одним словом, уметь нравиться клиентам, быть для них незаме­нимым «Этому нельзя научиться, — любит повторять А.Гайворонский, — таким надо родиться».

Само собой, на работе — не пить, не курить, не совершать оплошности. За такие штучки — немедленное увольнение.

И всетаки работать в «Натроне» учат. Сейчас в штате предприятия появился психолог, главная забота которого — клиенты, но попутно он занимается и с сотрудниками фирмы. Психолог присутствует при приеме заказов и в любую минуту готов поддержать пришедшего, снять стресс, ослабить душевную Травму. Ведь таблетки далеко не всегда и не всем помогают… Бывает, психолога пригла­шают через некоторое время после похорон: не редки случаи, когда люди испытывают вину перед ушедшим, но перед ним уже не извинишься, у него не попросишь про­щения — и лишают покоя сновидения. Кто пытается снять напряжение в церкви, кто, извините, горе заливает вином. Но самое надежное — психотерапия.

Появление конкурентов, а их в городе уже немало, не испугало, а подстегнуло «Натрон». Как здесь говорят, иметь конкурентов выгодно: есть с чем сравнивать. И вот откро­венное признание: не было аналогичных фирм — начинался застой, иной раз «засыпали на ходу». Теперь надо быть постоянно в форме, а форма для «Патрона» — это постоян­ное совершенствование работы, повышение ее качества. Плюс небольшие, но важные для клиента нововведения, стремление к снижению себестоимости услуг, индивиду­альный подход к каждому обратившемуся в фирму.

Наиболее существенный момент — гибкая система ски­док, отсрочка платежа. В исключительных случаях «На­трон» хоронит бесплатно, ибо никто так, как работники фирмы, не видит и не чувствует, как живут сейчас люди. У большинства в тяжкую минуту оказывается на руках не более 200—300 тысяч рублей, но на эти деньги, к сожале­нию, похоронить невозможно. «Натрон» идет на отсрочку платежа, за клиентами тянется шлейф долгов, но вот что примечательно: конфликтов не возникает. Деньги либо на­ходятся, либо фирма продлевает срок выплаты. Штрафная санкция — 1 процент за каждый просроченный день — практически не применяется.

Итак, конкуренция на руку, она поднимает планку требо­вательности. Совершенствуется и кадровая политика: для работы с людьми нужны исполнители, высокие, сильные, приятной внешности. И даже психологически совместимые: их способ заработка — тот же постоянный стресс, поэтому надо уметь сдерживать эмоции, держаться корректно. Поэтому рабочих «муштруют», не получается — меняют.

«Натрон» открыл православную часовню, имеет постоян­ного священника, стремится выполнить любую прихоть и любой заказ — особый гроб, поездка на кладбище в другой город, в деревню. Научились понимать людей, сочувство­вать им. Здесь не наживаются на чужом горе, никто не разбогател, не стал черствым и бессердечным.

Вы спросите, бывают ли ошибки.

Бывают, и из этого никто не делает секрета. Извиняются? Да, но этого мало — платят неустойку, возмещают мораль­ный ущерб. А если есть конкретный виновник — штрафуют.  В «Натроне» сделали и маленькое открытие. Мы как-то не задумываемся над тем, что в Саратове есть кладбища: старообрядческое, еврейское, татарское, но нет исконно русского. «Голубая мечта» А.Гайворонского и его фирмы — «вое или арендованное кладбище, где можно было бы возродить многие русские национальные обычаи и тради­ции Урбанизация стерла индивидуальность мест захороне­ния, своеобразную благодать последнего человеческого пристанища. Надо бы восстановить утраченное, но одному «Натрону» это не по силам, а городские власти пока не готовы к такому шагу.

…Сотрудники «Натрона», прощаясь с клиентами, не гово­рят «до свидания», чтобы лишний раз не напоминать о возможной’ встрече. Они говорят: «Всего хорошего». В смыс­ле: живите на здоровье!

Сергей АЗОВ

«Любовь и память» Февраль 1996 г. № 1